Игорь Абрамович Шадхан - режиссер документального кино, лауреат международных кинофестивалей и премии Союза журналистов СССР, заслуженный деятель искусств РФ. Студия прямого эфира
телеканала "Ваше общественное телевидение!"
Санкт-Петербург
- И.Ш: Добрый вечер! Это Игорь Шадхан и моя программа, длящаяся всего полчаса, которая называется «Впечатления». Впечатления возникают по любому поводу. Но сегодня у меня есть довольно решительный повод обсудить преподавание истории в школе. Вообще, что такое история? Мне кажется, это дом со своими залами, углами и коридорами. Пожалуй, правы философы, которые утверждали, что нет ни прошлого, ни будущего – только время. И оно наполнено разными событиями. По крайней мере, я должен понимать, что происходит в моем доме.
Думаю, мне повезло, потому что в возрасте 22 лет я оказался в Воркуте, а потом в Норильске. Оба города – лагеря в системе ГУЛага. Сегодня я часто слышу споры среди учителей, историков и политических деятелей по поводу того, стоит ли упоминать Сталина. Кем он был - великим менеджером или страшным диктатором? Как относиться к его поступкам? Лично у меня нет никаких сомнений в том, какую роль сыграл Сталин в судьбе народа. Я сейчас говорю не о победе в Великой Отечественной войне! Применительно к людям его действия стали причиной миллионов искалеченных судеб. Я жил в этих городах, сам все видел и чувствовал. Поэтому угол или, если хотите, один из залов моего дома занимает «сталинское пространство».
В свое время я снял несколько фильмов на эту тему. Первый - в 1968 году, когда жил, по-моему, в Норильске. Он назывался «Снег - судьба моя». Было сделано пять копий, и ни одна не попала на экран. Более того, вскоре, когда я уехал в отпуск, все копии сожгли. В 1991 году, как только стало можно рассказывать о ГУЛаге, я, на тот момент работая в «Русском видео», поехал в Норильск, чтобы показать людям, с чем столкнулись сто с лишним тысяч заключенных. Фильм я назвал «Искусство выжить принадлежит народу». Наверное, вы помните фразу Владимира Ильича Ленина: «Искусство принадлежит народу». Я добавил в нее красным слово «выжить». Ведь гибли целые народы! Достаточно почитать нашего Гумилева, чтобы ужаснуться. И все-таки искусство выживания в страшных сталинских лагерях принадлежит именно нашему народу.
Сегодня я предлагаю приютиться в этом «доме», посмотреть фрагменты фильма и попытаться понять, что происходило. Надеюсь, я смог донести главную мысль.
Итак, «Искусство выжить принадлежит народу».
(Показывают фильм.)
(Вьюга. Поет хор.)
Это было в Древней Греции -
Там, где небо голубое,
Там, где жили люди грешные
И безгрешные герои.
Где была война Троянская,
Где родился Одиссей,
Где свои он начал странствия,
Где свои он начал странствия,
По волнам пяти морей.
Двадцать лет жена достойная
Счет вела часам и дням,
Но чего ей это стоило,
Рассказать хотим мы вам.
Рассказать хотим мы вам....
- Мужчина: Может, театр помогал существовать. Звучит странно, но в наказание зэков лишали возможности смотреть спектакли. Вы знаете, есть парадоксальный факт - в Норильске работали 15 театров! Когда-нибудь то время назовут расцветом театрального искусства.
(Показывают отрывок из спектакля.)
- Начальник: Мы ставим комедию великого русского драматурга Островского «Без вины виноватые».
- Л.Ю: Гражданин начальник, вызывайте конвой.
- Начальник: В чем дело?
- Л.Ю: В зону меня отправляйте.
- Начальник: Возможно, Лариса Юрьевна считает сомнительным выбор пьесы для нашего спектакля?
- Л.Ю: Сомнительным? (Грубый смех.) Да вас всех пересажают, не хуже чем любого отказчика.
- Мужчина: Мы и так сидим.
- Л.Ю: Все?
- Мужчина: Все.
- Л.Ю: Еще по «десятке сунут» (Грубый смех.). Без вины виноватые! Я забыла, когда в последний раз так смеялась.
- Мужчина: Возможно, Лариса Юрьевна усматривает в названии пьесы некий вызов.
- Мужчина: Вызов? Кому?
- Мужчина: Может, кто-то считает себя неправильно осужденным?
- Мужчина: 58-я АССА - антисоветская агитация - 10 лет.
- Мужчина: 58-я, часть 5 - контрреволюционная агитация против колхозов - 12 лет.
- Мужчина: 58-я - сдача в плен, работа на Японскую разведку - 15 лет.
- Женщина: 91-я - организация преступной группы, хищение государственного имущества путем разбоя - 6 лет.
- Начальник: Все признали свою вину и получили возможность искупить ее честным трудом. Может, вы считаете себя без вины виноватой?
(Конец отрывка из спектакля.)
- Мужчина: Будешь признаваться или не будешь, есть, в чем признаваться или нет… Что было, я во всем признался, рассказал вам, как сюда попал.
- И.Ш: Вы попали на Западную Украину потому что...
- Мужчина: Да, нас везли...
- И.Ш: Я знаю, вас везли немцы и родители сказали: «Беги!». Вам удалось убежать.
- Мужчина: Да, удалось.
- И.Ш: И вы попали на Западную Украину.
- Мужчина: Да. Уже там я сидел и ко мне подошли, сказали: «Встань!». Я встал. Рядом была печка... А этот выученный, специально тренированный взял меня руками за плечи, колено поднял и прямо в грудь.
- И.Ш: Ударил.
- Мужчина: Да. И только хрусть.
- И.Ш: Какой ужас…
- Мужчина: Я кашлянул, и пошла кровь. После этого меня на 11 суток отправили в бокс. Боксы стояли в «дежурке», это такие шкафчики размером 50х50. Короче, я упирался плечами. И так 11 суток: днем стоял, ночью - на следствии. Когда надзиратель приносил баланду и открывал дверь, я на него падал.
(Показывают отрывок из спектакля.)
- Начальник: Чтобы внести полную ясность, командование одобрило выбор пьесы. Обращение к русской классике признано правильным. Спектакль послужит расширению кругозора и повышению культурного уровня контингента. Опыт показывает, что если ограничить жизнь заключенного работой и зоной, появляются неверие и равнодушие. Недаром бригады, лишенные права смотреть спектакли, сами подтягиваются и подтягивают самых злостных филонов. И еще, сегодня на совещании решено, что...
(Конец отрывка из спектакля.)
- Мужчина: Я на всю жизнь запомнил, как пришел на фабрику строить тушильную башню. Я же работал в поле, сеял да пахал. А тут - скала. И все заключенные опытные, тыловики особенно работать не хотели. Нас бригадир так загнал, что мама дорогая! Скалу взорвали, и нужно было оббивать, поднимать огромные куски породы, грузить на бадью или тачку, выкатывать. Хоть руки на себя накладывай! Кстати, было много саморубов – рубили себе руки, чтобы не работать.
- И.Ш: Из политических заключенных?
- Мужчина: Да, были и из политических. На медном заводе один прямо на моих глазах положил руку на трап, взял топор и оттрубил.
(Показывают отрывок из спектакля.)
- Женщина: Петр Федорович...
- П.Ф: Пустить хороший спектакль к открытию городской олимпиады искусств - в этом все должны быть заинтересованы!
- Женщина: А вы-то что будете с этого иметь?
- П.Ф: Я?
- Женщина: Да.
- П.Ф: Ничего! Для меня это отдых. У нас после службы кто в карты играет, кто на охоту идет, а я вот с вами…
(Конец отрывка из спектакля.)
- Мужчина: Тем, кто работал, давали талон «+3». Что это такое? «+1» - основной паек: 450 г хлеба, два раза в день баланда, 400 г каши и кусок трески в день. Все! Еще сахар давали, я уже не помню, 15 или 10 г.
- И.Ш: 9 грамм.
- Мужчина: Да, точно. А «+3» - это около 800 г каши, пирожок какой-нибудь или ватрушка, котлета. Одним словом, жить можно и более-менее работать.
- И.Ш: Вы часто получали «+3»?
- Мужчина: Можно сказать, что когда я работал в «литейке» на механическом, постоянно получал «+3». Я хотел выжить. А для этого надо было работать и получать паек.
- И.Ш: Ваши родители из Германии попали в Канаду?
- Мужчина: Да, они приехали в Австрию, потом, уже в 1949-м перебрались в Канаду.
- И.Ш: И через сколько лет вы их увидели?
- Мужчина: Значит, убежал я в 1943 году, а увиделись мы снова только в 1989-м.
- И.Ш: Через 46 лет!
- Мужчина: Мама, конечно, узнала… Смогла сказать только: «Какой ты седой! Не тот, что был. Но все-таки ты мой».
- Мужчина: Я прошел через много тюрем: Калужскую, Лефортовскую военно-следственную, Бутырскую, Владимирский Централ и под конец – Орловский, почти рядом с Курском. Вообще мне «везло», потому что в большинстве случаев я сидел один: скучно не было, питание нормальное.
- И.Ш: Чувство юмора у вас сохранялось.
- Женщина: Да, он - юморист.
- Мужчина: Вы знаете, я даже в самые трудные минуты не терялся. Только в последнее время что-то… Хотя счет уже пошел на девятый десяток.
(Показывают отрывок из спектакля.)
- Мужчина: В трудовом соревновании в честь 27-й годовщины Красной армии кухня 10-го лаготделения добилась значительных успехов. И берет на себя следующее обязательства: хорошо обрабатывать продукты согласно меню-раскладке, строго выдерживая литраж.
- Мужчина: Я работаю с вами скоро год, но никак не привыкну. Почему просто не сказать то, что вы сказали всем этим?
- Мужчина: А что я сказал?
- Мужчина: Что мы берем пьесу, потому что она написана хорошим русским языком.
- Мужчина (возмущенно): Между прочим, эти заметки тоже не по-немецки написаны!
(Конец отрывка из спектакля.)
- Мужчина: Когда идет беседа, я больше вспоминаю комичные ситуации, а не трагические. Кому они нужны?
- И.Ш: Трагические?
- Мужчина: Да.
- И.Ш: Расскажите мне какую-нибудь смешную историю.
- Мужчина: Вы знаете, по ленд-лизу нам доставили новую технику - паровозы из Америки.
- И.Ш: В Норильск?
- Мужчина: Да, в Норильск. Я в то время был начальником железнодорожного узла. А начальником дороги, мир его праху - Иван Иванович Дергач. Очень толковый мужик! По заводу ходила целая свита, в том числе, заключенные, все рассматривали этот паровоз. И началось: «Посмотрите, какая скалка – будто зеркало! А у нас? Черт знает что! (он еще хуже говорил)». Или: «Посмотрите в портеры - вот оно, окно! А в наше приличную морду, как у Терещенко (это машинист) и не выставишь!».
Сзади ходил мужчина высокого роста, заключенный и повторял: «Дрянь!» да смачно плевался. Иван Иванович, человек находчивый возмущался: «Ну, что ты раздираешься? Что раздираешься-то?!». И слышал в ответ: «Гражданин капитан! Я - бывший командир летной дивизии. За восхваление немецкой техники получил 10 лет и пять пораженьев». А дальше совсем караул: «Зачем колокол повесили?! Тут что, овцы бегают, стада?». В общем, закончилось все тем, что американское лучше.
- И.Ш: Это уже сам Дергач сказал?
- Мужчина: Да. Он «перестроился» после разъяснений бывшего командира летной дивизии.
(Показывают отрывок из спектакля.)
- Мужчина: Значит, входит Незнамов, то есть ваш сын. В вашей душе что-нибудь дрогнуло?
- Женщина (со смешком): Да я не видела его 18 лет. И вообще он умер. (Смеется.)
- Мужчина: Тогда почему: «Ах!»?
- Женщина: Если я, например, поправляю подвязку, и вдруг - хопа, входят двое мужчин. Отсюда и «Ах».
- Мужчина: Это здорово освежит атмосферу в зрительном зале. Скажите, у вас есть дети?
- Женщина: Нет.
- Мужчина: А любимый человек - неважно муж, не муж.
- Женщина: Муж.
- Мужчина: Сидит?
- Женщина: Нет! (Пауза.) Воюет! И вообще… при чем тут это?
- Мужчина: Потом объясню. А сейчас представьте себе: закончилась война, объявили амнистию, вы вернулись в родной город и поселились, скажем, в гостинице…
- Женщина: Ага, со справкой об освобождении у тетки.
- Мужчина: Хорошо, у тетки. Вы знаете, что он где-то рядом и может войти с минуты на минуту. Но! Вы не знаете, допустим, что он, будучи танкистом, обгорел в танке и стал неузнаваем: он - не он. Попробуем?
- Мужчина: Прошу вас!
- Женщина: (Крик ужаса.) Ой!
- Мужчина: Че она?
- Мужчина: Ничего! Что с вами?
- Женщина: (Рыдания.)
- Мужчина: Текст, прошу текст!
- Мужчина: Чего вы боитесь?
- Женщина (сквозь слезы): Ах!
(Конец отрывка из спектакля.)
- Женщина: Целый день на работе, на улице, а потом думаю: «Ой, так рано подниматься!». В 6 часов. В семь - уже на заводе, полвосьмого получать инструменты - шланги, буры, станки, отбойные молотки, перфораторы. Все девчата так работали. До скалы добирались по котловану. Другой раз думаешь: «Нет, не пойду больше!». Так уставала… До часу ночи на репетиции напрыгаешься, вспотеешь, потом - два-три часа сна - и на работу.
У нас была такая Мария Петровна - пожилая женщина с одним зубом. Придет и начинается: «Оля Кулик (меня зовет), быстро на репетицию!». Я отвечаю: «Не пойду я больше, Марья Петровна, устала». А она стоит, пока я не оденусь и не пойду. И так все время.
- И.Ш: И что же вы танцевали?
- Женщина: Всякие танцы. И «Лебединое озеро», и кордебалет в длинных платьях.
- И.Ш: Под какую музыку?
- Женщина: У нас был оркестр и аккордеоны. Причем музыку сами организовывали. И все костюмы очень красивые. Замечательный вальс на качелях... Даже японский танец. Я многое уже не помню. Мы играли в постановках «Медведя», «Свадьбы в Малиновке». Разное ставили.
- И.Ш: Женщины изображали мужчин?
- Женщина: Да-да.
- И.Ш: Вы получали вознаграждение за то, что участвуете в самодеятельности?
- Женщина: За «Лебединое озеро» перед самым освобождением мне дали 70 рублей, а «звездам» - по 100. Я себе платье пошила, когда освобождалась.
- И.Ш: «Звезды» - это солистки?
- Женщина: Да - те, которые лебеди.
- И.Ш: Сейчас, когда звучит «Лебединое озеро», вы вспоминаете, как сами танцевали?
- Женщина: Конечно! Все время вспоминаю. Я неравнодушна к этой музыке и к танцу.
(Показывают отрывок из репетиции хора.)
- Женщина: Как женский хор помните, что все через паузу и очень четко!
(Хоровое пение.)
Вот тебе и честь Эллады, вот так верная жена.
20 лет безгрешным взглядом всех дурачила она.
Неприступною казалась, мужа преданной рабой,
А на деле оказалась хуже грешницы любой.
(Конец отрывка из репетиции хора).
Пусть на вахте обыщут нас начисто
И в барак надзиратель пришел,
Мы под звуки гармошки наплачемся
И накроем наш свадебный стол.
Мы под звуки гармошки наплачемся
И накроем наш свадебный стол.
Женишок мой - бабеночка видная,
Наливает мне в кружку «Тройной»,
Вместо красной икры булку ситную
Он помажет помадой губной.
Вместо красной икры булку ситную
Он помажет помадой губной.
Сам помадой губной он не мажется
И походкой мужскою идет.
Он совсем мне мужчиною кажется,
Только вот борода не растет.
Он совсем мне мужчиною кажется,
Только вот борода не растет.
Девки бацают дробью цыганочку,
Бабы старые «горько» кричат,
И рыдает одна лесбияночка
На руках незамужних девчат.
И рыдает одна лесбияночка
На руках незамужних девчат.
В зоне сладостно мне и немогетно,
Мужу вольному писем не шлю.
Никогда-никогда не узнает он,
Что Маруську Белову люблю.
Никогда-никогда не узнает он,
Что Маруську Белову люблю.
- Мужчина: У несведущих людей эта песня часто вызывает резко отрицательные эмоции. Бывает, очень высоконравственные личности, особенно женщины, под мое пение уходят, демонстрируя возмущение. А ведь эта песня - крик души, трагедия миллионов гулаговских женщин, лишенных семьи и возможности общаться с детьми, иметь детей, чувствовать мужскую ласку. Эту информацию нельзя было передать в виде прозы, как я сейчас делаю. Если бы такой материал нашли где-то в письмах или записях, например, при обыске, хранителя немедленно признали бы ярым контрреволюционером и антисоветским элементом. Уничтожили бы! Бедственное положение миллионов заключенных женщин можно было передать лишь в иносказательной форме - в виде такой, несколько похабной песни.
- И.Ш: Она совсем не похабная.
- Мужчина: Эту песню слушала охрана и высокомерно говорила: «Ух, падлы! До чего дошли!». А вообще это трагедия и женские слезы. Сколько их, не целованных девчонок, лежит в земле, одному Богу ведомо.
(Показывают отрывок из спектакля.)
- Женщина: Гоп-стоп, Зоя - хоп, кому давала стоя? Оп! А я давала стоя начальнику конвоя. Оп, оп, стоп!
- Мужчина: Зек зарыдал! Ему много не надо.
- Женщина: Какой зек? Я говорю про первый ряд. Надо чтобы их кителя от соплей намокли. А у ихних жен чтобы всю штукатурку с морд смыло. Вот какой нужно спектакль! Сделаем? Опер для нас все устроит - у него везде свои, даже в Москве.
(Конец отрывка из спектакля.)
- И.Ш: Сегодня я показал вам первую половину фильма. И хочу показать вторую. Наверное, уже в следующий понедельник. Этот фильм очень мне дорог. Я считаю, что это одна из моих лучших и цельных работ. Причем рассказанных по правде.
Спасибо за внимание!
До следующего понедельника!
Телеканал «ВОТ!»,
«Впечатления»,
4 ноября 2013, 21.00
polit.pro
Ссылка на видео-версию
349
