В гробу коммунизма

Судя по решениям исторического октябрьского (2015 года) пленума ЦК КПРФ, брать власть в стране коммунисты не собираются. Цели и задачи скромнее — там, где можно, в частности в одномандатных округах, добиться успеха. И вообще — увеличить присутствие.

Реализуемы эти задачи? Ответ: да. Почему так получилось? Ответ будет сложносоставной. Один из основных тезисов: коммунистам не надо брать власть, потому что они уже у власти. Больше того, без них невозможно существование той политической модели, которая сконструирована окончательно в 2012 году, сразу после президентских выборов.

В 1989-м Фрэнсис Фукуяма констатировал «конец истории». В 1996 году Анатолий Чубайс подвел еще одну черту: «Вбит последний гвоздь в крышку гроба коммунизма».

И что мы видим: история и не думает заканчиваться, а восставшие из ада смотрят на нас застывшими взглядами из Кремлевской стены и участвуют в текущей политике.

Правда, несмотря на все апелляции к сталинизму, легальный коммунизм (не путать со знакомыми из истории КПСС «легальными марксистами») на самом деле уже не тот, без прежнего заряда энергии. А, будем называть вещи своими именами, целиком поглощенный режимом.

Допустим, у вас в Иркутской области побеждает коммунист. Означает ли это начало новой эры? Вовсе нет. Скорее, наоборот. Это прямой интерес первого лица, чтобы внутри политического мейнстрима, внутри легальной политический системы, где парламентские партии являются не столько приводными ремнями «Единой России», сколько Кремля и Старой площади, наблюдалась какая-то конкуренция.

ЕР полезны поражения, она должна показать и доказать начальнику, что способна быть более эффективной, конкурентоспособной, агрессивной, нацеленной на победу. И совершенно безобидное появление то тут, то там коммунистов, чрезвычайно продуктивно с точки зрения улучшения работы главного звена «партии власти в расширенном понимании» (то есть ЕР плюс парламентские партии).

Перед новой каденцией федерального парламента, перед президентскими выборами 2018 года

Путину нужны новые, жадные до конкуренции и власти лица — взамен износившихся за четыре долгих президентских сроков старых.

Ну, хотя бы по модели снятия Владимира Якунина, когда на смену опытному, но потерявшему доверие первого лица тяжеловесу приходит молодой технократ.

С этой новой когортой Владимир Путин, возможно, и готовится идти на очередной президентский срок. Будь они хоть коммунистами, хоть большевиками, хоть меньшевиками, главное, чтобы глаз горел при виде удостоверения депутата. И дальше, как в русской народной сказке: «Что, новый хозяин, надо?»

Словом, восходящая карьерная траектория отдельных коммунистов выгодна первому лицу. А что с голосами, которые граждане отдают за коммунистов?

Для новых поколений настоящие коммунисты слишком исторически дистанцированы, чтобы воспринимать их как-нибудь иначе, нежели воспринимают, условно, времена Ивана Грозного.

Для кого-то они кровавые палачи, а для кого-то и Сталин всего лишь символ, далекий, нематериальный, совсем не страшный.

И Зюганов не страшный, потому что он сегодня вовсе не тот человек, который казался еще два десятилетия тому назад символом «лукашенковского» пути России. Да и что тот же Лукашенко? Как говорил В.С. Черномырдин, «напугали бабу туфлЯми на высоких каблуках»: белорусский батька — это такой здоровенный смешной мужик, который вместе с сыном позирует перед камерой с президентской четой США и галантно бегает за перепуганной Меркель с пышным букетом цветов. Легко себе представить сегодня в этой роли душку Геннадия Андреевича, не окажись его идеология под «крышкой гроба» в 1996 году.

Поэтому сегодня голосование за коммунистов или жириновцев — это всего лишь неголосование за «Единую Россию». Необязательно протестное, хотя и КПРФ, и ЛДПР собирали, собирают и будут собирать протестные голоса.

Но что такое протестные голоса, отданные за коммунистов или жириновцев? Это те голоса, которые должны были бы уйти непарламентским партиями, это стерилизованные голоса, это те ноги, которые, не будь избирательных бюллетеней с наименованиями как бы левой и как бы крайне правой партий, ушли бы на улицы и площади. А оттуда, быть может, и в тюрьму. А так они остаются внутри легальной системы. Значит, голоса, отданные за КПРФ и за ЛДПР, — это де-факто голоса, отданные за действующего президента. Потому что система — это он. Все, что вне системы, — «экстремизм» или просто разного рода девиантное поведение.

Но в столь удобную, апробированную годами механику встроена проблема: способна ли эта система существовать без Геннадия Зюганова и Владимира Жириновского? Они, может, давно ушли бы на пенсию, но критически нужны для сбора урожая голосов избирателей.

А будет ли ЛДПР как бы альтернативной партией без Жириновского? Останется ли столь же привлекательной КПРФ без Зюганова, сохранит ли она голоса избирателей? Ведь система сильно персонализирована, и нет никакой строгой коммунистической идеологии — есть бренд «Зюганов». Как нет и ультраправой идеологии с четкими лозунгами — есть бренд «Жириновский».

И в этом смысле они похожи на первое лицо, только размноженные многолетним применением одних и тех же политтехнологий и чуть меньшего размера. Как и Путин, они не вырастили себе ни конкурентов, ни преемников.

Как будет решаться эта проблема, когда два старожила все-таки сойдут с дистанции, не вполне ясно. Сработают ли бренды КПРФ и ЛДПР, если, как пелось в старой советской песне, «молодые капитаны поведут наш караван»?

Так что Чубайс все-таки оказался прав, когда сообщил, что «последний гвоздь в гроб коммунизма забит». Того коммунизма, настоящего, опасного, чреватого непредсказуемыми инициативами, больше нет. Зато остались «коммунисты» и их бренды, не более опасные, чем майка с изображением Че Гевары. Бренды, крайне необходимые персонализированной и персоналистской российской политической системе.

Как же все-таки гениально устроена эта система, когда первое лицо ни в чем не виновато: на пленуме Зюганов говорил о «ситуации, которую породило правительство Медведева». А это как раз ответ на вопрос, зачем нужен Дмитрий Медведев.

Однако тогда получается, что нынешняя версия бренда «Путин» не живет без брендов «Зюганов», «Жириновский», «Медведев». Нет сомнений в том, что «Путин» переживает ребрендинг-2018. Но и выйдет он из него без старых брендов — приводных ремней уже иным человеком, лидером, символом.

Никто только не знает — каким.

Андрей Колесников
Журналист
Газета.ру

Оставаться в курсе всех наших новостей?

<div style="border:1px; width:450px; border-color:#701c1f; background-color:#F5F5F5; font-family:Verdana, Arial, Helvetica, sans-serif"><div style="float:right; text-align:right"><a href="http://polit.pro"><img src="http://polit.pro/logo.png" height="15"/></a> <a href="<?if()?><?else?>/_nw/281/68956215.jpg<?endif?>" class="class1"><img src="/_nw/281/68956215.jpg" width="105" border="2"></a></div>20 Октября 2015 - В гробу коммунизма <a href="/news/1-0-27" title="Ещё материалы >>>" style="text-decoration:none; color:#000000"><div id="nativeroll_video_cont" style="display:none;"></div>Судя по решениям исторического октябрьского (2015 года) пленума ЦК КПРФ, брать власть в стране коммунисты не собираются. Цели и задачи скромнее — там, где можно, в частности в одномандатных округах, добиться успеха. И вообще — увеличить присутствие. Реализуемы эти задачи? Ответ: да. Почему так получилось? Ответ будет сложносоставной. Один из основных тезисов: коммунистам не надо брать власть, потому что они уже у власти. Больше того, без них невозможно существование той политической модели, которая сконструирована окончательно в 2012 году, сразу после президентских выборов. В 1989-м Фрэнсис Фукуяма констатировал «конец истории». В 1996 году Анатолий Чубайс подвел еще одну черту: «Вбит последний гвоздь в крышку гроба коммунизма». И что мы видим: история и не думает заканчиваться, а восставшие из ада смотрят на нас застывшими взглядами из Кремлевской стены и участвуют в текущей политике. Правда, несмотря на все апелляции к сталинизму, легальный коммунизм (не путать со знакомыми из истории КПСС «легальными марксистами») на самом деле уже не тот, без прежнего заряда энергии. А, будем называть вещи своими именами, целиком поглощенный режимом. Допустим, у вас в Иркутской области побеждает коммунист. Означает ли это начало новой эры? Вовсе нет. Скорее, наоборот. Это прямой интерес первого лица, чтобы внутри политического мейнстрима, внутри легальной политический системы, где парламентские партии являются не столько приводными ремнями «Единой России», сколько Кремля и Старой площади, наблюдалась какая-то конкуренция. ЕР полезны поражения, она должна показать и доказать начальнику, что способна быть более эффективной, конкурентоспособной, агрессивной, нацеленной на победу. И совершенно безобидное появление то тут, то там коммунистов, чрезвычайно продуктивно с точки зрения улучшения работы главного звена «партии власти в расширенном понимании» (то есть ЕР плюс парламентские партии). Перед новой каденцией федерального парламента, перед президентскими выборами 2018 года Путину нужны новые, жадные до конкуренции и власти лица — взамен износившихся за четыре долгих президентских сроков старых. Ну, хотя бы по модели снятия Владимира Якунина, когда на смену опытному, но потерявшему доверие первого лица тяжеловесу приходит молодой технократ. С этой новой когортой Владимир Путин, возможно, и готовится идти на очередной президентский срок. Будь они хоть коммунистами, хоть большевиками, хоть меньшевиками, главное, чтобы глаз горел при виде удостоверения депутата. И дальше, как в русской народной сказке: «Что, новый хозяин, надо?» Словом, восходящая карьерная траектория отдельных коммунистов выгодна первому лицу. А что с голосами, которые граждане отдают за коммунистов? Для новых поколений настоящие коммунисты слишком исторически дистанцированы, чтобы воспринимать их как-нибудь иначе, нежели воспринимают, условно, времена Ивана Грозного. Для кого-то они кровавые палачи, а для кого-то и Сталин всего лишь символ, далекий, нематериальный, совсем не страшный. И Зюганов не страшный, потому что он сегодня вовсе не тот человек, который казался еще два десятилетия тому назад символом «лукашенковского» пути России. Да и что тот же Лукашенко? Как говорил В.С. Черномырдин, «напугали бабу туфлЯми на высоких каблуках»: белорусский батька — это такой здоровенный смешной мужик, который вместе с сыном позирует перед камерой с президентской четой США и галантно бегает за перепуганной Меркель с пышным букетом цветов. Легко себе представить сегодня в этой роли душку Геннадия Андреевича, не окажись его идеология под «крышкой гроба» в 1996 году. Поэтому сегодня голосование за коммунистов или жириновцев — это всего лишь неголосование за «Единую Россию». Необязательно протестное, хотя и КПРФ, и ЛДПР собирали, собирают и будут собирать протестные голоса. Но что такое протестные голоса, отданные за коммунистов или жириновцев? Это те голоса, которые должны были бы уйти непарламентским партиями, это стерилизованные голоса, это те ноги, которые, не будь избирательных бюллетеней с наименованиями как бы левой и как бы крайне правой партий, ушли бы на улицы и площади. А оттуда, быть может, и в тюрьму. А так они остаются внутри легальной системы. Значит, голоса, отданные за КПРФ и за ЛДПР, — это де-факто голоса, отданные за действующего президента. Потому что система — это он. Все, что вне системы, — «экстремизм» или просто разного рода девиантное поведение. Но в столь удобную, апробированную годами механику встроена проблема: способна ли эта система существовать без Геннадия Зюганова и Владимира Жириновского? Они, может, давно ушли бы на пенсию, но критически нужны для сбора урожая голосов избирателей. А будет ли ЛДПР как бы альтернативной партией без Жириновского? Останется ли столь же привлекательной КПРФ без Зюганова, сохранит ли она голоса избирателей? Ведь система сильно персонализирована, и нет никакой строгой коммунистической идеологии — есть бренд «Зюганов». Как нет и ультраправой идеологии с четкими лозунгами — есть бренд «Жириновский». И в этом смысле они похожи на первое лицо, только размноженные многолетним применением одних и тех же политтехнологий и чуть меньшего размера. Как и Путин, они не вырастили себе ни конкурентов, ни преемников. Как будет решаться эта проблема, когда два старожила все-таки сойдут с дистанции, не вполне ясно. Сработают ли бренды КПРФ и ЛДПР, если, как пелось в старой советской песне, «молодые капитаны поведут наш караван»? Так что Чубайс все-таки оказался прав, когда сообщил, что «последний гвоздь в гроб коммунизма забит». Того коммунизма, настоящего, опасного, чреватого непредсказуемыми инициативами, больше нет. Зато остались «коммунисты» и их бренды, не более опасные, чем майка с изображением Че Гевары. Бренды, крайне необходимые персонализированной и персоналистской российской политической системе. Как же все-таки гениально устроена эта система, когда первое лицо ни в чем не виновато: на пленуме Зюганов говорил о «ситуации, которую породило правительство Медведева». А это как раз ответ на вопрос, зачем нужен Дмитрий Медведев. Однако тогда получается, что нынешняя версия бренда «Путин» не живет без брендов «Зюганов», «Жириновский», «Медведев». Нет сомнений в том, что «Путин» переживает ребрендинг-2018. Но и выйдет он из него без старых брендов — приводных ремней уже иным человеком, лидером, символом. Никто только не знает — каким. Андрей Колесников Журналист Газета.ру
		<script>
			var container = document.getElementById('nativeroll_video_cont');

if (container) {
				var parent = container.parentElement;

if (parent) {
					const wrapper = document.createElement('div');
					wrapper.classList.add('js-teasers-wrapper');

parent.insertBefore(wrapper, container.nextSibling);
				}
			}
		</script>
	</a></div>