Игра в «замри» - Новости Полит.Про

Энгус Дитон получил Нобелевскую премию за анализ «бедности, потребления и благосостояния». Это ровно то, что нам надо: согласно сентябрьскому опросу Левада-центра, граждане на десятом месяце после обвала рубля начали что-то подозревать — 77% против 74% в марте 2015 года оказались согласны с тем, что в стране кризис. При этом сразу на десять пунктов — с 28% до 38% выросло число тех, кто «совершенно согласен» с утверждениями о наличии кризиса. Именно с шоковых 38% все начиналось в декабре 2014 года, когда упала российская валюта.

Согласно летнему опросу (выборка 9 тыс. человек) Института социального анализа и прогнозирования (ИСАП) РАНХиГС, результаты которого были обнародованы в сентябре, кризис заметили 72% респондентов. Динамика приметливости русского человека на rendez-vous с кризисом медленная.

Во-первых, он явно не хочет верить в кризис или готов поверить в сложности у соседа, но не у самого себя. Во-вторых, кризисные явления размазаны по возрастам, образовательным параметрам и географически.

Первыми, по исследованию ИСАП, поверили в кризис пожилые и высокообразованные.

А также — проживающие в регионах с высокой долей обрабатывающей промышленности и в крупных городах, где сыпаться начала и сфера услуг.

Спрос, спрос всему виной — нет его, нет товаров и услуг. А тот, кто производит товар и услугу, продать их в условиях сжавшегося спроса может все меньше. Простая политэкономия кризиса.

Потому и отмечается новое явление: раньше падали только зарплаты, теперь падают в целом доходы.

Вероятно, и в неформальном секторе начинается стагнация, даже крышующие бизнесы бандиты не могут выбить для контролируемых ими субъектов хозяйственной деятельности деньги из их клиентов. Статистики семей, в которых основной доход внутри домохозяйства — бабушкина пенсия, не существует. Тем не менее очевидно, что таких семей (включая «однополые» — мама и бабушка) много. И они тоже, так сказать, сжимают свой спрос.

Никто и не скрывает, что экономить руководство будет не на бомбах, а на людях. И, казалось бы, людям это должно перестать нравиться. Но нет пока такой уж прямолинейной битвы между холодильником и телевизором. Поскольку, открывая холодильник, человек видит там телевизор — и замирает в восторге. Потому что бомбы... Во-первых, это красиво. Во-вторых, там с чуть тяжеловатой грацией покачивается на высоченных каблуках девушка в красном и рассказывает про погоду в Сирии, ходит, как в известном анекдоте, туда-сюда... Вот человек и забывает поесть, гордый достижениями отечественного бомбометания, замещающего всякий там импорт.

Энгус Дитон как раз и говорит, что счастье — очень важная штука в экономике. И пока счастье есть в телевизоре, можно легко обойтись меньшим количеством дорожающего корма.

Впрочем, поскольку депрессивное состояние длится уже в течение порядочного времени, число пессимистов начинает увеличиваться: согласно данным Левада-центра, сильнее других выросла доля респондентов, которые полагают, что «кризис будет очень продолжительным, его последствия будут проявляться на протяжении многих лет». Таких пессимистов сейчас 23%, в марте их было всего 17%. Но стрелки ответственности за кризисное состояние по-прежнему переведены куда-то на Запад — 34% видят источник проблем во внешних причинах.

Правительство, считают респонденты, в целом «средне» справляется со своими обязанностями. Тех, кто говорит, что оно плохо работает, сейчас немного.

Люди относятся к властям с пониманием. Или привыкли к тому, что те все равно ничего сделать не могут.

Но факт остается фактом: при таких настроениях никаких массовых протестов не будет.

Больше того, поняв, что кризис наступил и сделать с этим ничего нельзя, средний россиянин выбрал из всех опций стратегию безучастного ожидания лучшего / худшего: купил на последние сбережения (тоже новый тренд в потребительском поведении) попкорна и начал пялиться на экран.

Еще весной исследования ИСАП отмечали, что он метался с разной степенью интенсивности — искал второй заработок, переобучался, просчитывал стратегии выживания. А сейчас просто замер. И этой игре в «замри» вполне соответствует извечный характер российского рынка труда: неполная рабочая неделя, замороженные или пониженные зарплаты, падающая производительность труда, но при этом формально низкая безработица.

Социальная пирамида, судя по всему, будет с легким шорохом и спорадическими обвалами осыпаться. Классы ниже среднего, социальная и электоральная база нынешнего режима, станут проваливаться в бедность. Бунтовать они не станут, потому что в предвыборный период ждут бенефиций от высшего руководства — оно не может не накормить в обмен на голоса.

Средний класс начнет превращаться в класс ниже среднего: отказ от поездок за рубеж, работа за еду, внимательное перераспределение семейного бюджета на платежи ЖКХ, нереализованная мечта о смене старого автомобиля. Протестовать против режима, при котором он, средний класс, рос как на дрожжах? Это невежливо. Да и лучше думать о том, как заработать на хлеб насущный, а не бегать по улицам и площадям с лозунгами непонятного содержания. Голосовать же лучше за держателей кормушки, иначе кормить будет некому.

Высшие же классы никуда проваливаться вниз не собираются. Им и так хорошо. А добывающие отрасли, к которым они традиционно жмутся как к источнику всего живого, показывают, в отличие от всех других секторов экономики, устойчивый ноль, а иногда даже плюс.

В этом медленном депрессивном состоянии можно жить годами. Причем речь не только об экономике.

Это депрессия в политике, социалке, а главное — в мозгах и настроениях.

Раз мозг констатирует, что кризис будет длительным, но отказывается давать команды на попытки изменения ситуации, целые социальные слои станут впадать в анабиоз. А властям, как они ни бьют по невидимой руке рынка, останется уповать только на нее, в глубине души превращаясь в отчаянных либералов: спасти страну от голода может только рыночная экономика.

Если бы ее еще перестали трогать власти со всеми их инициативами и регулирующими функциями, страна бы начала постепенно выходить из кризиса, примерно так, как это было при парализованном страхом правительстве Примакова, по иронии судьбы вошедшем в историю как самое либеральное. Но на это надежды мало.

Так что следите за холодильником. Там вам еще не такое покажут...

Андрей Колесников
Журналист
Газета.ру

Оставаться в курсе всех наших новостей?

<div style="border:1px; width:450px; border-color:#701c1f; background-color:#F5F5F5; font-family:Verdana, Arial, Helvetica, sans-serif"><div style="float:right; text-align:right"><a href="http://polit.pro"><img src="http://polit.pro/logo.png" height="15"/></a> <a href="<?if()?><?else?>/_nw/280/14304855.jpg<?endif?>" class="class1"><img src="/_nw/280/14304855.jpg" width="105" border="2"></a></div>14 Октября 2015 - Игра в «замри» <a href="/news/1-0-27" title="Ещё материалы >>>" style="text-decoration:none; color:#000000"><div id="nativeroll_video_cont" style="display:none;"></div>Энгус Дитон получил Нобелевскую премию за анализ «бедности, потребления и благосостояния». Это ровно то, что нам надо: согласно сентябрьскому опросу Левада-центра, граждане на десятом месяце после обвала рубля начали что-то подозревать — 77% против 74% в марте 2015 года оказались согласны с тем, что в стране кризис. При этом сразу на десять пунктов — с 28% до 38% выросло число тех, кто «совершенно согласен» с утверждениями о наличии кризиса. Именно с шоковых 38% все начиналось в декабре 2014 года, когда упала российская валюта. Согласно летнему опросу (выборка 9 тыс. человек) Института социального анализа и прогнозирования (ИСАП) РАНХиГС, результаты которого были обнародованы в сентябре, кризис заметили 72% респондентов. Динамика приметливости русского человека на rendez-vous с кризисом медленная. Во-первых, он явно не хочет верить в кризис или готов поверить в сложности у соседа, но не у самого себя. Во-вторых, кризисные явления размазаны по возрастам, образовательным параметрам и географически. Первыми, по исследованию ИСАП, поверили в кризис пожилые и высокообразованные. А также — проживающие в регионах с высокой долей обрабатывающей промышленности и в крупных городах, где сыпаться начала и сфера услуг. Спрос, спрос всему виной — нет его, нет товаров и услуг. А тот, кто производит товар и услугу, продать их в условиях сжавшегося спроса может все меньше. Простая политэкономия кризиса. Потому и отмечается новое явление: раньше падали только зарплаты, теперь падают в целом доходы. Вероятно, и в неформальном секторе начинается стагнация, даже крышующие бизнесы бандиты не могут выбить для контролируемых ими субъектов хозяйственной деятельности деньги из их клиентов. Статистики семей, в которых основной доход внутри домохозяйства — бабушкина пенсия, не существует. Тем не менее очевидно, что таких семей (включая «однополые» — мама и бабушка) много. И они тоже, так сказать, сжимают свой спрос. Никто и не скрывает, что экономить руководство будет не на бомбах, а на людях. И, казалось бы, людям это должно перестать нравиться. Но нет пока такой уж прямолинейной битвы между холодильником и телевизором. Поскольку, открывая холодильник, человек видит там телевизор — и замирает в восторге. Потому что бомбы... Во-первых, это красиво. Во-вторых, там с чуть тяжеловатой грацией покачивается на высоченных каблуках девушка в красном и рассказывает про погоду в Сирии, ходит, как в известном анекдоте, туда-сюда... Вот человек и забывает поесть, гордый достижениями отечественного бомбометания, замещающего всякий там импорт. Энгус Дитон как раз и говорит, что счастье — очень важная штука в экономике. И пока счастье есть в телевизоре, можно легко обойтись меньшим количеством дорожающего корма. Впрочем, поскольку депрессивное состояние длится уже в течение порядочного времени, число пессимистов начинает увеличиваться: согласно данным Левада-центра, сильнее других выросла доля респондентов, которые полагают, что «кризис будет очень продолжительным, его последствия будут проявляться на протяжении многих лет». Таких пессимистов сейчас 23%, в марте их было всего 17%. Но стрелки ответственности за кризисное состояние по-прежнему переведены куда-то на Запад — 34% видят источник проблем во внешних причинах. Правительство, считают респонденты, в целом «средне» справляется со своими обязанностями. Тех, кто говорит, что оно плохо работает, сейчас немного. Люди относятся к властям с пониманием. Или привыкли к тому, что те все равно ничего сделать не могут. Но факт остается фактом: при таких настроениях никаких массовых протестов не будет. Больше того, поняв, что кризис наступил и сделать с этим ничего нельзя, средний россиянин выбрал из всех опций стратегию безучастного ожидания лучшего / худшего: купил на последние сбережения (тоже новый тренд в потребительском поведении) попкорна и начал пялиться на экран. Еще весной исследования ИСАП отмечали, что он метался с разной степенью интенсивности — искал второй заработок, переобучался, просчитывал стратегии выживания. А сейчас просто замер. И этой игре в «замри» вполне соответствует извечный характер российского рынка труда: неполная рабочая неделя, замороженные или пониженные зарплаты, падающая производительность труда, но при этом формально низкая безработица. Социальная пирамида, судя по всему, будет с легким шорохом и спорадическими обвалами осыпаться. Классы ниже среднего, социальная и электоральная база нынешнего режима, станут проваливаться в бедность. Бунтовать они не станут, потому что в предвыборный период ждут бенефиций от высшего руководства — оно не может не накормить в обмен на голоса. Средний класс начнет превращаться в класс ниже среднего: отказ от поездок за рубеж, работа за еду, внимательное перераспределение семейного бюджета на платежи ЖКХ, нереализованная мечта о смене старого автомобиля. Протестовать против режима, при котором он, средний класс, рос как на дрожжах? Это невежливо. Да и лучше думать о том, как заработать на хлеб насущный, а не бегать по улицам и площадям с лозунгами непонятного содержания. Голосовать же лучше за держателей кормушки, иначе кормить будет некому. Высшие же классы никуда проваливаться вниз не собираются. Им и так хорошо. А добывающие отрасли, к которым они традиционно жмутся как к источнику всего живого, показывают, в отличие от всех других секторов экономики, устойчивый ноль, а иногда даже плюс. В этом медленном депрессивном состоянии можно жить годами. Причем речь не только об экономике. Это депрессия в политике, социалке, а главное — в мозгах и настроениях. Раз мозг констатирует, что кризис будет длительным, но отказывается давать команды на попытки изменения ситуации, целые социальные слои станут впадать в анабиоз. А властям, как они ни бьют по невидимой руке рынка, останется уповать только на нее, в глубине души превращаясь в отчаянных либералов: спасти страну от голода может только рыночная экономика. Если бы ее еще перестали трогать власти со всеми их инициативами и регулирующими функциями, страна бы начала постепенно выходить из кризиса, примерно так, как это было при парализованном страхом правительстве Примакова, по иронии судьбы вошедшем в историю как самое либеральное. Но на это надежды мало. Так что следите за холодильником. Там вам еще не такое покажут... Андрей Колесников Журналист Газета.ру
		<script>
			var container = document.getElementById('nativeroll_video_cont');

if (container) {
				var parent = container.parentElement;

if (parent) {
					const wrapper = document.createElement('div');
					wrapper.classList.add('js-teasers-wrapper');

parent.insertBefore(wrapper, container.nextSibling);
				}
			}
		</script>
	</a></div>