СЕГОДНЯ: на сайте 17515 телепрограмм и 3497 фоторепортажей

14:15
Полит.про polit.pro Видеоархив, фотоархив, , Информационный политический, , сайт Полит.Про, Лушников, программы, видео,Полит.ПРО, Телеканал ВОТ, Алексей Лушников, новости Санкт-Петербург, телеканал Петербурга, мнения, анонсы, культурная столица
НОВОСТИ: Сергей Цыпляев "Мир как никогда близко стоит к угрозе третьей мировой войны" Модельер Владимир Бухинник "Мода это страсть мужественных людей" Сбербанк надеется договорится со всеми валютными ипотечниками – Греф В России в IV квартале начнут выпускать продовольственные карты В Кремле отметили «глубокий кризис» в отношениях с Турцией Миллера переизбрали главой «Газпрома» еще на пять лет Фильм "Батальон" получил четыре награды на кинофестивале во Флориде В Германии заявили о желании сохранить диалог с Россией Турция уведомила Москву о введении «журналистских виз» для российской прессы Украина приостановила транзит российских грузовиков по своей территории

КАЛЕНДАРЬ

«  декабря 2012  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
     12
3456789
10111213141516
17181920212223
24252627282930
31

Lushnikov Live TV  — 14:31 25 Декабря 2012

Александр Кушнер: «Надо уметь ценить жизнь и даже смерть».

Поэт Александр Кушнер и Алексей Лушников в телепрограмме «Весь Кушнер»
Поэт Александр Кушнер и Алексей Лушников в телепрограмме «Весь Кушнер»
Александр Кушнер, Алексей Лушников
Александр Семёнович Кушнер – поэт. Автор около 50 книг стихов, в том числе для детей, и большого количества статей о классической и современной русской поэзии.
Алексей Лушников - телеведущий, создатель и владелец телеканала "Ваше общественное телевидение!".


Студия прямого эфира
телеканала "Ваше общественное телевидение!"
Санкт-Петербург

- А.Л: Здравствуйте, уважаемые телезрители! В эфире – первая программа нового цикла «Весь Кушнер». И у нас в студии - великий русский поэт Александр Кушнер. Здравствуйте, Александр Семёнович!

- А.К: Здравствуйте! Очень приятно! Если бы я знал, что программа так называется, по-другому бы все построил. Дело в том, что я пришел с моей новой книжкой, которая только вышла из печати, причем в «Лениздате». Да, «Лениздат» возобновил работу, правда, в измененном составе. Я очень благодарен Алексею Гордину, решившему издать серию книг лауреатов Национальной премии России. С меня начали.
- А.Л: Спасибо большое! Я хочу сказать, Александр Семёнович, что мы с вами будем встречаться с определенной периодичностью и все успеем.
- А.К: Очень хорошо!
- А.Л: Надеюсь, зрители услышат и стихи, и воспоминания, и много всего интересного.
- А.К: Конечно!
- А.Л: Давайте что-нибудь почитаем.

- А.К: Я обязательно почитаю, но сначала хочу сказать несколько слов. В XIX веке, при Пушкине понятия «книга стихов» не существовало, были только «сборники стихов». Туда кучей сваливали стихи, иногда - в хронологическом порядке. Несколько позднее Баратынский выпустил книгу «Сумерки», где расположил их в определенной последовательности. С тех пор многие поэты сами «организуют» свои книги. Понимаете, у меня такое ощущение, что стихи как бы держатся за руки: сосед справа, сосед с лева, иногда близкий, а иногда – на контрасте. В этом есть определенный смысл.
- А.Л: Я так понимаю, что вы сейчас расскажите о соседях?
- А.К: Да-да. Есть мечта заветная, чтобы нашелся читатель, который бы читал книгу стихов от начала до конца. Понимаете? Вообще это уже моя восемнадцатая книга.
- А.Л: Восемнадцатая? Да вы что?!

- А.К: Первая вышла в 1962 году, то есть 50 лет назад. И как мне за нее досталось! Вышли разгромные статьи-отклики в газете «Смена» («Фиглярство в искусстве») и в журнале «Крокодил» («Таланты и поклонники»). Как-нибудь поговорим об этом подробно.
Интересно, что нас всех ввел в заблуждение драгоценный, любимый и обожаемый Александр Сергеевич Пушкин. Каким образом? Он сказал: «Лета к суровой прозе клонят, лета шалунью рифму гонят». И мы решили, что так и должно быть: чем старше, тем хуже и меньше пишешь. Но я уверен, что проживи Пушкин еще хотя бы лет десять, создал бы прекраснейшие стихи. Именно стихи, а не прозу. Ну ее!
То есть возраст - творчеству не помеха. Гете писал стихи в 80 лет. Одно из последних стихотворений Фета, умершего в 72 года, «Ах, как пахнуло весной...». Пастернак и Ахматова творили поэзию до последних дней.
Наши критики часто говорят: «Не хорошо, когда поэт много пишет!». Просто им скучно читать стихи: одно-два за год - и спасибо. А я считаю, что существуют замечательные примеры «многописания». Сколько написал мальчик Лермонтов до 27 лет? А Александр Блок, умерший в 40? Пушкин, оставивший многотомные собрания? Посмотрите на музыкантов - Бетховен потерял слух, но все равно писал замечательную музыку. Художник Тициан оставил массу полотен. Ван Гог сколько сделал! А Клод Моне?
Я написал небольшое вступительное слово, от автора:

Как вспомню Шагала или Моне,
Сколько ими написано в тишине мастерской
Или где-нибудь на пленере,
Понимаю, куда до них - пылких, мне!
Но примеры волнуют, по крайней мере,
И бодрят, утешительные для меня,
Эти скалы, соборы, лицо коня.
А Шопен, а Бетховен свое призванье
До последнего не покидавшие дня?
И в беде им не стыдно многописанье.

- А.Л: Давайте-давайте, чтобы после такого вступления сразу пошел весь Кушнер.
- А.К: После этого самооправдания я прочту кое-какие стихи.
- А.Л: Выборочно.
- А.К: Что в голову придет или понравится. Вот, например:

Хорошо, что ни яхты у нас, ни виллы.
Хорошо, что ни Фалька, ни Ренуара.
Хорошо, что не мраморные перила.
Ни шофера, ни горничной, ни швейцара.
Даже автомобиля, спасибо, нету,
Цветника под окном, подъездной аллеи.
Каково бы нам было оставить эту
Жизнь, блаженные прихоти и затеи!

Бубенцами мы на колпаке Фортуны
Не гремели, как сказано у Шекспира,
Но бывали мы на море ночью лунной
И была в Петербурге у нас квартира.
То есть располагались посередине
Ее милостей, а не у пыльных пяток.
Гамлет прав: ни ущербности, ни гордыни —
Наш удел не из лучших, и все же сладок.

Я стою, опираясь на спинку стула,
Жаль мне комнаты, кресла и этой желтой
Пепельницы, что вдруг под лучом сверкнула,
Даже двери входной и на ней щеколды.
А про небо в окне, облака в полете
Уж и не говорю — улететь бы с ними,
Растворившись в вечерней их позолоте,
Все отдав, даже комнату, даже имя.

Мне кажется, в этих стихах удалось сказать, как сказочно богаты самые обычные люди.
- А.Л: Трудно спорить - особенно с лучами в пепельнице. Скажите, Александр Семёнович, у вас есть ощущение радости каждого нового дня? Когда вы понимаете, что день принес какую-то строчку, четверостишие.
- А.К: Алексей, вы попали в самую точку! Пожалуйста - переворачиваю страницу и читаю:

Я даже ручку дверную люблю,
Медную, желтую, скользкую ручку.
Вот обопрусь на нее, надавлю,
Что ж говорить про звезду или тучку!

Жест машинальный, когда спохвачусь,
Словно на нем себя, быстром, поймаю.
Чуден, как будто я сам себе снюсь,
Как на земле оказался, не знаю.

Комната, облако, стол и тетрадь,
Радости, горести, окна и двери…
Смысл? Я не знаю, по правде сказать,
Так ли он нужен мне? Я не уверен.

- А.Л: Любым поэтом двигают высокие чувства. Для вас это что - любовь, ностальгия?
- А.К: Нет. Вы знаете, каждый день - это чей-то подарок, как у Набокова сказано: «Где тот неизвестный, кого надо благодарить за 10 000 данных тебе дней в этой жизни?». Разумеется, в России и тоска одолевает, и мрачная погода, но я говорю о другом – многое зависит от нас. Понимаете? С какой ноги встанешь - левой или правой. Нужно стараться вставать с правой!
- А.Л: То есть вы думаете, какая нога первой пойдет с кровати?
- А.К: А еще надо уметь ценить жизнь и даже смерть:

Мы в постели лежим, а в Чегеме шумит водопад.
Мы на кухне сидим, а в Чегеме шумит водопад,
Мы на службу идем, а в Чегеме шумит водопад,
Мы гуляем вдвоем, а в Чегеме шумит водопад.

Распиваем вино, а в Чегеме шумит водопад.
Открываем окно, а в Чегеме шумит водопад.
Мы читаем стихи, а в Чегеме шумит водопад.
Мы заходим в архив, а в Чегеме шумит водопад.

Нас, понурых, с колен, а в Чегеме шумит водопад,
Поднимает Шопен, а в Чегеме шумит водопад.
Жизнь с собой не забрать, и чему я особенно рад -
Буду я умирать, а в Чегеме шумит водопад!

- А.Л: Вечность!
- А.К: Вы понимаете. Мне бы хотелось, чтобы жизнь на земле продолжалась вечно. Поэтому в юности я боялся атомной войны. Сейчас об этом мало говорят, а раньше… И мне было жалко не только живущих, но и тех, кто умер: Архилоха - древнегреческого поэта, Гомера, Софокла, Катулла, Рубенса, Рафаэля и Рембрандта - всех! Хотелось, как детей, оттащить их от пропасти. Я думаю, жизнь - великая тайна:

Поговорить бы тихо сквозь века
С поручиком Тенгинского полка
И лучшее его стихотворенье
Прочесть ему, чтоб он наверняка
Знал, как о нем высоко наше мненье.

А горы бы сверкали в стороне,
А речь в стихах бы шла о странном сне,
Печальном сне, печальней не бывает.
«Шел разговор веселый обо мне» —
На этом месте сердце обмирает.

И, кажется, что есть другая жизнь,
И хочется, на строчку опершись,
Ту жизнь мне разглядеть, а он, быть может,
Шепнет: «За эту слишком не держись» —
И руку на плечо мое положит.

- А.К: Кажется, здесь все понятно. Действительно чудо, что он, убитый на дуэли в 27 лет, ничего не знает о своей посмертной судьбе и нашей любви к его стихам.
- А.Л: А, может, знает? У вас нет ощущения, что все великие классики собрались где-то в одном месте? Кстати, сегодня - католическое Рождество. Они сидят и смотрят, что происходит в нашей студии… Может, мы возвращаемся в состояния, миры и времена, которые замкнуты?

- А.К: Да-да. Вы знаете, я думаю, что каждый человек, живущий где угодно - хоть в деревне - может быть умнее любого философа и в некоторые минуты думает о том, о чем другому пришлось бы думать всю жизнь. Еще есть очень простые, элементарные вещи. Я интересуюсь философией, читал Шпенглера и Бергсона, много кого. Но стихи прочту не об этом:

Смысл жизни надо с ложечки кормить,
И баловать, и на руках носить,
Подмигивать ему и улыбаться.
Хорошим человеком надо быть.
Пять-шесть детей - и незачем терзаться.

Большая, многодетная семья
Нуждается ли в смысле бытия?
Фриц кашляет, Ганс плачет, Рут смеется.
И ясно, что Платон им не судья,
И Кант пройдет сквозь них - и обернется.

Человеческая жизнь действительно хороша, при всех ее сложностях и трудностях - если посмотреть на нее другими глазами, как бы со стороны. Вот мы с вами сидим и говорим о стихах. Ведь это чудо!
- А.Л: Конечно!
- А.К: Может, больше нигде во Вселенной нет такого разговора.
- А.Л: Вообще тяга человечества к стихам необъяснима. Почему? Казалось бы, проза и звучит иногда лучше, чем стихи, а люди все равно к ним стремятся: чтут поэтов, слагают любимым поэмы, проклинают врагов. Стихи придают чувствам остроту?
- А.К: Да!

- А.Л: А басни, меткие фразы, эпиграммы?
- А.К: Все это - стихи! И они могут быть самые разные. Например, «Горе от ума» Грибоедова - великая пьеса. Некоторые критики говорят: «Что это вы не пишете на большие темы?». А я бы хотел у них спросить: «Что такое большая тема?». Иногда очень простая вещь говорит намного больше. Это как с Родиной - ее надо любить, но тихо и не кричать об этом на каждом углу:

Я-то помню еще пастухов,
И коров, и телят, и быков,
По дороге бредущее стадо.
Их мычанье густое и рев,
Возвращенье в село до заката.

Колокольчик звенел, дребезжал.
Луг за лесом, как маленький зал,
Объезжал я на велосипеде,
Где паслись они, словно на бал
Приведенные из дому дети.

И другой их лужок поджидал
Где-нибудь за пригорком, и третий.

Мух и оводов били хвостом.
Стадо пахло парным молоком,
У кустов залегали тщедушных.
Было что-то библейское в том,
Как пастух подгонял непослушных.

О, как чуден был вид и пятнист!
Словно нарисовал их кубист,
Я Сезанна любил и Машкова,
Одинокий велосипедист.
Дай мне к речке проехать, корова!

Поворот, небольшая петля.
Так сегодня не пахнет земля,
Как тогда оглушительно пахла.
Словно вечность, грустить не веля,
Помахала рукой и иссякла.

Настоящие детские впечатления. Скорее, полудетские - я тогда был юношей. Но, Боже мой, как сладко пахнет земля и как это все чудесно устроено! Те самые простые вещи. Но можно и сложнее. Например, прочту стихотворение, которое будет понятно любителям поэзии Ахматовой и Блока:

О «Бродячей собаке» читать не хочу.
Артистических я не люблю кабаков.
Ну, Кузмин потрепал бы меня по плечу,
Мандельштам бы мне пару сказал пустяков.

Я люблю их, но в книгах, а в жизни смотреть
Не хочу, как поэты едят или пьют.
Нет уж, камень так камень, и скользкая сеть,
А не амбициозный и дымный уют.

И по сути своей человек одинок,
А тем более, если он пишет стихи.
Как мне нравится, что не ходил сюда Блок,
Ненаходчив, стыдясь стиховой шелухи.

Не зайдем. Объясню, почему не зайдем.
И уже над платформами, даль замутив,
«Петроградское небо мутилось дождем».
Вот, наверное, самый печальный мотив.

- А.Л: Александр Семёнович, у нас висят звоночки, давайте ответим. Здравствуйте, говорите, пожалуйста!
- ЗРИТЕЛЬ: Здравствуйте! Хотел бы узнать мнение Кушнера по следующему вопросу. Вы, несомненно - крупный и оригинальный поэт. Если посмотреть на культуру целиком, мы увидим, что на полках лежат прекрасные книжки, повести и поэмы, сняты прекрасные фильмы, поставлены глубокие спектакли. При этом в реальной жизни по-прежнему много войн, взяток, воровства и т.д. То есть жизнь сама по себе, а культура сама по себе? На ваш взгляд, что такое культура - утонченный наркотик, способ заработать или нечто иное?

- А.К: Видите ли, есть жизнь, а есть искусство. Но если представить себе, что искусства нет, осталась одна жизнь, я бы от такого отвернулся. Зачем это мне? И, уверяю вас, точно так же поступили бы сотни и тысячи людей. Как жить без Моцарта, Пушкина, Толстого? Это «вторая жизнь», и я не знаю, какая мне дороже и лучше. Нужны обе! Если вы думаете, что мои стихи далеки от жизни, ошибаетесь.
- А.Л: Нет, не далеки. Просто поэзия - одна история, а реальность - другая. И поэзия не учит плохих людей быть хорошими.
- А.К: Понимаете, в чем дело… По долгу службы, мне приходится читать стихи молодых поэтов. Есть очень талантливые ребята, а некоторые пишут, Бог знает о чем: что жизнь ничего не стоит, что под ногами окурки и пивные бутылки, что кругом ворье и все отвратительно. Извините! Жизнь всегда была трудной, в XIX веке – гораздо труднее, чем сегодня. Только кажется, что легко и просто ездить на лошадях. А попробуй зимой верхом проехать из Петербурга в Москву...

- А.Л: Не на «Сапсане»!
- А.К: Да. Ни тебе самолетов, ни горячей воды в кране, ни телефонов. Но жизнь все равно оставалась ценностью. И Пушкин писал не о безобразиях! Ему даже на постоялом дворе было хорошо. А как он любил зиму: «Зима. Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь»! Я думаю, человеческий глаз в состоянии разглядеть прелесть жизни, ее тайну, загадочность и красоту, а не только грязь и безобразие.
- А.Л: Хорошо. Давайте к следующему произведению.
- А.К: Да. Сегодня мы, конечно, думаем о России - о ее будущем и о том, что сулит завтрашний день, как себя поведут власть и оппозиция. Меня это волнует.
- А.Л: То есть вы - социально активный человек?
- А.К: А как же?! Мы этим живем. Я прочту стихи, где не назван, но имеется в виду Победоносцев, который очень боялся изменений в стране. Блок так сказал о нем: «Победоносцев над Россией простер совиные крыла». Столыпин был прогрессивным деятелем, а Победоносцев нет, он хотел «заморозить» Россию:

«И не такие царства погибали!» –
Сказал Синода обер-прокурор
Жестоко так, как будто на медали
Он выбил свой суровый приговор.

И не такие царства. А какие?
Египет, Рим, Афины, может быть?
Он не хотел погибели России
И время был бы рад остановить.

И вынув из жилетного кармана
Часы, смотрел на них, но время шло.
Тогда вставал он с жесткого дивана
И расправлял совиное крыло.

А что теперь? Неужто все сначала?
Опять смотреть с опаской на часы?
Но столько раз Россия погибала
И возрождалась вновь после грозы.

Итак, фонарь, ночь, улица, аптека,
Леса, поля с их чудной тишиной…
И мне не царства жаль, а человека.
И Бог не царством правит, а душой.

Думаю, здесь можно обойтись без комментариев. Правда?
- А.Л: Это прекрасно!
- А.К: Ведь царство - это все мы. И хочется, чтобы в России хорошо жилось людям. Главная ценность - человек, а не машина, не пушки и не подводные лодки. Чтобы ребенку, взрослому, старику было хорошо на этой земле!

- А.Л: Потрясающее стихотворение! Давайте к следующему, не хочется останавливаться.
- А.К: Россия - страна необычная. В советское время я нигде не был, меня никуда не пускали, а в перестроечные годы стал ездить по свету. И с тех пор бывал везде: в Париже, Риме, Нью-Йорке, Венеции и в моей любимой Голландии… Прочту стихотворение, которое называется «Платформа»:

Промелькнула платформа пустая, старая,
Поезда не подходят к ней, слой земли
Намело на нее, и трава курчавая,
И цветочки лиловые проросли.
Не платформа, а именно символ бренности
И заброшенности, и пленяет взгляд
Больше, чем антикварные драгоценности:
Я ведь не разбираюсь в них, виноват.

Где-нибудь в Нидерландах или Германии
Разобрали б такую, давно снесли,
А у нас запустение, проседание,
Гнилость, ржавчина, кустики, пласт земли
Никого не смущают – цвети, забытая
И ненужная, мокни хоть до конца.
Света, сохни, травой, как парчой, покрытая,
Ярче памятника и пышней дворца!

Конечно, я бы хотел, чтобы наша жизнь была цивилизованной, но люблю и эту платформу, она мне дорога. Может, к ней Блок подъезжал. Понимаете?
- А.Л: Вы относитесь к этой платформе, как к хранилищу воспоминаний.
- А.К: Да. Мы хотим, чтобы жизнь менялась, была более успешной и т.д.
- А.Л: А сами люди хотят меняться?
- А.К: Безусловно! Хотя все сложно. Знаете, я даже встаю на защиту отрицательных литературных персонажей. Сейчас прочту стихотворение, и будет понятно, почему.

Очки должны лежать в футляре,
На банку с кофе надо крышку
Надеть старательно, фонарик
Запрятан должен быть не слишком
Глубоко меж дверей на полке,
А Блок в шкафу с Андреем Белым
Стоять, где нитки — там иголки,
Все под присмотром и прицелом.
И бедный Беликов достоин
Не похвалы, но пониманья.
Каренин тоже верный воин.
В каком-то смысле мирозданье
Они поддерживают тоже,
Дотошны и необходимы,
И хорошо, что не похожи
На тех, кто пылки и любимы.

- А.К: Как мне говорил один мой друг: «Хорошо пишешь - правильно. Стихи должны быть странными». Эти стихи странные даже для меня самого, но, думаю, в этом есть смысл. Не надо привередничать! Вон, как Зощенко любил своих персонажей – жалких и убогих. Один из них говорит: «Я всегда сочувствовал центральным установлениям. НЭП, так НЭП - вам виднее».
- А.Л: Сейчас будет еще более странное стихотворение?
- А.К: Чего уж привередничать! Прочту стихотворение другого рода:

Когда судьба тебе свою ухмылку
Покажет или черную печать,
Откупори Шампанского бутылку
Иль перечти Шаламова опять.

И пустяком покажется обида,
И ерундой вчерашняя напасть,
Еще чуть-чуть поморщишься для вида,
Но обретешь свою над ними власть.

И вспомнишь речку, рощу или море,
Еще печенье в шкафчике найдешь
И скажешь: это горе все не горе,
И мрак в душе не мрак, и дрожь не дрожь.

Алексей, я считаю, что ваше и мое поколение - большие везунчики. Нам бы как Мандельштаму в Воронеже пожить, а потом быть сосланными в Магадан, тогда бы мы поняли, где раки зимуют. Чего ныть?
- А.Л: Да, это характеризует...
- А.К: Хотя жизнь состоит, в том числе из печали и несчастий:

Из письма я узнал о чужом несчастье.
Неужели в стихах напишу об этом?
Буду рифму искать? Окажусь во власти
Слов, согласных смириться с таким сюжетом.

Разбегайтесь, слова, отвернитесь в страхе,
Откажитесь, в глубокую тень зайдите.
Станьте пеплом, залягте в пыли и прахе,
Перепутайте все смысловые нити.

Это хуже предательства, это скупка
И продажа, трюкачество и паденье,
Что-то вроде бессовестного поступка,
И не надо такого стихотворенья.

Боже мой, у человека несчастье! Но обнимешь, поцелуешь - и все, успокоился.
- А.Л: Александр Семёнович, поскольку сегодня - католическое Рождество и скоро Новый год, давайте почитаем что-нибудь праздничное.
- А.К: Накануне Нового года мы волнуемся, правда? Это самый значительный праздник.
- А.Л: Смена календаря.
- А.К: И в то же время интимный, домашний, свой. Каждый думает, как жить дальше. А вот, пожалуйста, и стихи на этот случай:

Мой друг, за всех, кто в мире одиноко
Под бой часов встречает Новый год,
За всех за них, кем так судьба жестоко
Распорядилась сумрачная — вот
За них мне выпить хочется, да будет
Полегче им, внезапно, просто так!
И свысока пусть их никто не судит,
И вспыхнет свет в них, разгоняя мрак.

Откуда свет возьмется, я не знаю.
Сам по себе, быть может, из души,
Что подошла к обрывистому краю
В заброшенности полной и глуши.
И ожила, наперекор печали,
И осветила пропасть под собой,
В такие заглянув ночные дали,
Как в поздний час — фонарь береговой.

- А.Л: Тоже грустно, скажу я вам…
- А.К: Грустно. Хотите, прочту что-нибудь более веселое?
- А.Л: Жизнеутверждающее.
- А.К: Давайте:

На этом снимке я с Нероном,
Как будто он мой лучший друг.
Он смотрит взглядом полусонным,
Но может рассердиться вдруг.

И в самом деле, можно ль к бюсту
Так подходить, сниматься с ним?
А вдруг проснется злое чувство -
А в гневе он неукротим.

И разве я люблю Нерона?
Он в римской тоге, я в плаще.
Все это странно, беззаконно
И беспринципно вообще.

И все, что мне о нем известно -
Такой кошмар, сплошное зло!
А вот поди ж ты, сняться лестно
С ним - столько времени прошло!

- А.Л: Как вы встречаете Новый год?
- А.К: В этом году пока не решили, потому что кто-то не может оставить детей, внуков и т.д. Прошлый Новый год мы встречали вместе с моим другом Андреем Смирновым и его женой. Он – кинематографист. Знаете фильмы «Осень», «Белорусский вокзал», «Жила была одна баба»? Я очень его люблю, дорожу его умом и талантом, и он ко мне замечательно относится. Приятно, когда в гости приходят люди. Но обычно декабрь так заполнен посиделками, что на Новый год мало что остается - все заняты.

- А.Л: Что ж, уважаемые телезрители, наше время подошло к концу. Это была премьера новой программы «Весь Кушнер» на телеканале «ВОТ!». Мы снова встретимся с Александром Семёновичем Кушнером после праздников и продолжим читать стихи, говорить о том, как устроена жизнь. А вы будете время от времени звонить и задавать ему вопросы. Спасибо! С наступающим Новым годом! Здоровья и счастья вам и вашей семье!
- А.К: Спасибо! И я вас поздравляю, Алексей! Будьте здоровы!
- А.Л: Всего доброго!

Телеканал «ВОТ!»,
«Весь Кушнер»,
25 декабря 2012, 22.00
polit.pro


25 декабря 2012 -
 376     (0)    
Поделись новостью с друзьями:
Имя *:
Email:
Подписаться:1
Введи код:
 

  © 2011 - 2024, Полит.Pro, создание сайта - IVEEV.tvvot.ru
О нас · РейтингСигнал · Реклама · Контакты · Вход    
^ Наверх